В состоянии ли современный человек в своих супружеских отношениях выполнять разнообразные и многочисленные церковные предписания плотских воздержаний?
Почему же нет? Две тысячи лет. православные люди стараются их выполнять. И среди них немало таких, которым это удается. По сути, все плотские ограничения были предписаны верующему человеку еще с ветхозаветных времен, и их можно свести к словесной формуле: ничего слишком. То есть Церковь просто призывает нас ничего не делать против естества.
Однако в Евангелии нигде не говорится о воздержании мужа и жены от интимной близости во время поста?
Все Евангелие и вся традиция церковная, с апостольских времен идущая, говорят о земной жизни как о приготовлении к вечности, об умеренности, воздержании и трезвении как о внутренней норме христианской жизни. И любой знает, что ничто так не захватывает, не увлекает и не связывает человека, как половая область его бытия, особенно если он выпускает ее из-под внутреннего контроля и не желает сохранять трезвенность. И ничто так не опустошает, если радость бытия вместе с любимым человеком не сочетается с некоторым воздержанием.
Разумно апеллировать к многовековому опыту бытия церковной семьи, значительно более крепкой, чем семья светская. Ничто так не сохраняет взаимного устремления мужа и жены друг к другу, как необходимость по временам воздерживаться от супружеской близости. И ничто так не убивает, не превращает ее в занятие любовью (не случайно это слово возникло по аналогии с занятием спортом), как отсутствие ограничений.
Насколько тяжело для семьи, особенно молодой, такого рода воздержание?
Это зависит от того, как люди шли к супружеству. Не случайно прежде была не только общественно-дисциплинарная норма, а и церковная мудрость, что девица и юноша до брака воздерживались от близости. И даже когда они обручались и уже были связаны между собой духовно, физической близости между ними еще не было. Конечно, дело здесь не в том, что то, что до венчания было безусловно греховным, после совершения Таинства становится нейтральным или даже позитивным. А в том, что необходимость воздержания жениха и невесты до брака, при любви и взаимном влечении друг к другу, дает им очень важный опыт — умение воздерживаться тогда, когда это необходимо по естественному течению семейной жизни, например, во время беременности жены или в первые месяцы после рождения ребенка, когда чаще всего ее устремления обращены не к физической близости с мужем, а к попечению о младенце, да и просто физически она к этому не очень-то способна.
Те, кто в период жениховства и чистого прохождения девичества до брака приготовили себя к этому, много существенного приобрели для дальнейшей супружеской жизни. Я знаю в нашем приходе таких молодых людей, которые в силу разных обстоятельств — необходимость окончить вуз, получить родительское согласие, обрести какой-то социальный статус — проходили до брака период длиной в год, два, даже три. К примеру, полюбили друг друга на первом курсе университета: понятно, что создать семью в полном смысле слова они еще не могут, тем не менее, в течение такого большого отрезка времени проходят рука об руку в чистоте свой путь как жених и невеста. После этого им легче будет воздерживаться от интимной близости, когда это окажется необходимым. А если семейный путь начинается, как, увы, это нынче бывает даже в семьях церковных, с блудных отношений, то потом периоды вынужденного воздержания без скорбей не проходят, пока муж и жена не научатся любить друг друга без телесной близости и без подпорок, которые она дает. Но учиться этому необходимо.
Почему апостол Павел говорит, что в браке люди будут иметь «скорби по плоти» (1 Кор. 7, 28)? Но разве у одиноких и монашествующих нет скорбей по плоти? И какие конкретно скорби имеются в виду?
У монашествующих, особенно новоначальных, скорби, большей частью душевные, сопровождающие их подвиг, связаны с унынием, с отчаянием, с сомнениями о том, верный ли путь они избрали. У одиноких в миру — это недоумение о необходимости принятия воли Божией: почему все мои сверстники уже колясочки катают, а иные уже и внуков воспитывают, а я все одна и одна или один и один? Это не столько плотские, сколько душевные скорби. Человек, живущий одинокой мирской жизнью, с определенного возраста приходит к тому, что плоть его утихает, умиряется, если он ее сам принудительно не распаляет через чтение и смотрение чего-то непотребного. А у людей, живущих в браке, действительно бывают «скорби по плоти». Если они не готовы к неминуемому воздержанию, то им приходится очень непросто. Поэтому многие современные семьи распадаются во время ожидания первого младенца или сразу после его рождения.
Ведь, не пройдя периода чистого воздержания перед браком, когда оно достигалось исключительно добровольным подвигом, они не умеют любить друг друга воздержанно, когда это приходится делать помимо их воли. Хочешь — не хочешь, а жене не до желания мужа в определенные периоды беременности и первые месяцы воспитания младенца. Тут-то он и начинает на сторону смотреть, а она на него злобиться. И не умеют они безболезненно миновать этот период, ибо не позаботились об этом до замужества. Ведь понятно, что для молодого человека это определенного рода скорбь, тягота — воздерживаться рядом с любимой, молодой, красивой женой, матерью его сына или дочери. И в каком-то смысле труднее, чем монашество. Пройти несколько месяцев воздержания от телесной близости совсем не просто, но возможно, и апостол об этом предупреждает. Не только в XX веке, но и иным его современникам, многие из которых были из язычников, семейная жизнь, особенно в самом ее начале, рисовалась как некая цепь сплошных приятностей, хотя это далеко не так.
Нужно ли стараться соблюдать пост в супружеских отношениях, если один из супругов невоцерковлен и не готов к воздержанию?
Это серьезный вопрос. И, видимо, для того, чтобы правильно на него ответить, нужно подумать о нем в контексте более широкой и более существенной проблемы брака, в котором один из членов семьи пока не является вполне православным человеком. В отличие от прежних времен, когда все супруги на протяжении долгих веков были венчаны, так как общество в целом до конца XIX— начала XX века было христианским, мы живем совсем в другие времена, к которым как никогда применимы слова апостола Павла, что «неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим» (1 Кор. 7,14). И воздерживаться друг от друга необходимо только по взаимному согласию, то есть таким образом, чтобы это воздержание в супружеских отношениях не приводило к еще большему расколу и разделению в семье. Тут ни в коем случае нельзя настаивать, тем более выдвигать какие-то ультиматумы. Верующий член семьи должен постепенно подводить своего спутника или спутницу жизни к тому, чтобы они когда-нибудь вместе и сознательно пришли к воздержанию. Все это невозможно без серьезного и ответственного воцерковления всей семьи. А когда это произойдет, тогда и эта сторона семейного бытия станет на свое естественное место.
В Евангелии говорится, что «жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена» (1 Кор. 7, 4). В связи с этим, если во время поста один из православных и воцерковленных супругов настаивает на интимной близости, или даже не настаивает, а просто всячески тяготеет к ней, а другой хотел бы сохранить чистоту до конца, но идет на уступки, то надо ли ему в этом каяться, как в сознательном и вольном грехе?
Непростая это ситуация, и, конечно же, рассматриваться она должна применительно к разным состояниям и даже к разным возрастам людей. Верно, что не всякие молодожены, венчавшиеся перед масленицей, смогут пройти в полном воздержании Великий пост. Тем более держать и все другие многодневные посты. И если молодой и горячий супруг не справляется со своей телесной страстностью, то, конечно, руководствуясь словами апостола Павла, лучше молодой супруге быть вместе с ним, чем давать ему возможность «разжигаться». Тот или та, кто более умерен, воздержан, более умеет с собой справляться, иногда поступится своим собственным стремлением к чистоте ради того, чтобы, во-первых, чего худшего, происходящего из-за телесной страстности не вошло в жизнь другого супруга, во-вторых, для того, чтобы не породить расколов, разделений и тем самым не поставить само семейное единство под угрозу. Но, впрочем, будет помнить о том, что нельзя искать и быстрого удовлетворения в собственной уступчивости, и в глубине души радоваться неизбежности нынешней ситуации.
Есть такой анекдот, в котором дается, прямо скажем, далекий от целомудрия совет женщине, подвергающейся насилию: во-первых, расслабиться и, во-вторых, получать удовольствие. И в данном случае ведь так легко сказать: «Что же мне делать, если муж (реже жена) у меня такой горячий?» Одно дело, когда женщина идет навстречу тому, кто пока не может понести с верой бремя воздержания, а другое дело, когда, разведя руками, — ну раз иначе не выходит — самой не отставать от своего супруга. Уступая ему, нужно осознавать меру принятой на себя ответственности.
Если приходится мужу или жене для того, чтобы в остальном было мирно, иногда и уступить немоществующему телесным устремлением супругу, это не значит, что нужно во все тяжкие пуститься и вовсе отказаться для себя от такого рода поста. Надо находить ту меру, которую теперь вы вместе можете вместить. И, конечно, ведущим здесь должен быть тот, кто более воздержан. Он должен брать на себя обязанности мудрого выстраивания телесных отношений. Не могут молодые держать все посты — значит, пусть воздерживаются какой-то достаточно ощутимый период: перед исповедью, перед причастием. Не могут весь Великий пост, то хотя бы первую, четвертую, седьмую недели, пусть другие какие-то ограничения накладывают: накануне среды, пятницы, воскресного дня, чтобы так или иначе их жизнь была жестче, чем в обычное время. Иначе вовсе не будет ощущения поста. Потому что какой тогда смысл поститься в плане еды, если куда как более сильны эмоциональные, душевные и телесные чувства, вследствие того, что происходит с мужем и женой во время супружеской близости.
Но, впрочем, конечно же, всему свое время и сроки. Если муж и жена живут вместе десять, двадцать лет, ходят в церковь и при этом ничего не меняется, то здесь нужно более сознательному члену семьи шаг за шагом проявлять настойчивость, вплоть до требований того, чтобы хоть теперь, когда они до седых волос дожили, детей вырастили, скоро уже внуки появятся, некую меру воздержания Богу принести. Ведь в Царствие Небесное мы принесем то, что нас соединяет. Однако там соединять нас будет не плотская близость, ибо мы знаем по Евангелию, что «когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как Ангелы на небесах» (Мк. 12, 25), а то, что удалось взрастить во время семейной жизни. Да, сначала — с подпорками, каковыми и является телесная близость, открывающая людей друг другу, делающая их ближе, помогающая забыть какие-то обиды. Но со временем эти подпорки, необходимые, когда выстраивается здание супружеских отношений, должны отпадать, не становясь лесами, из-за которых и самого здания-то не видно и на которых все держится, так что, если их снять, оно развалится.
Что конкретно говорится в церковных канонах по поводу того, в какое время супругам надо воздерживаться от телесной близости, а в какое — нет?
Существуют некоторые идеальные требования Церковного Устава, которые должны определять конкретный путь, стоящий перед каждой христианской семьей, чтобы их неформально исполнять. Устав предполагает воздержание от супружеской близости накануне воскресного дня (то есть вечер субботы), накануне торжества двунадесятого праздника и постных среды и пятницы (то есть вечер вторника и вечер четверга), а также во время многодневных постов и дней говения — подготовки к принятию Святых Христовых Таин. Это идеальная норма. Но в каждом конкретном случае мужу и жене необходимо руководствоваться словами апостола Павла: «Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас сатана невоздержанием вашим. Впрочем, это сказано мною как позволение, а не как повеление» (1 Kop. 7, 5-6). Это значит, что семья должна дорастать до такого дня, когда принятая супругами мера воздержания от телесной близости никак не будет вредить и уменьшать их любви и когда вся полнота семейного единения будет сохраняться и без подпорок телесности. И именно эта целостность духовного единства может быть продолжена в Царствии Небесном. Ведь из земной жизни человека будет продолжено то, что к вечности причастно. Понятно, что в отношениях мужа и жены к вечности причастна не плотская близость, а то, чему она служит подспорьем. В светской, мирской семье, как правило, происходит катастрофическая смена ориентиров, которую нельзя допустить в семье церковной, когда эти подпорки становятся краеугольными.
Путь к такому возрастанию должен быть, во-первых, взаимным, а во-вторых, без перепрыгивания ступенек. Конечно же, не каждым супругам, особенно на первом году совместной жизни, можно будет сказать, что они должны весь Рождественский пост пройти в воздержании друг от друга. Кто сможет вместить это по согласию и умеренности, тот явит глубокую меру духовной мудрости. А на того, кто еще не готов, полагать бремена неудобоносимые со стороны более воздержанного и умеренного супруга было бы неблагоразумно. Но ведь семейная жизнь нам дана во временной протяженности, поэтому, начав с малой меры воздержания, надо постепенно наращивать ее. Хотя некую меру воздержания друг от друга «для упражнения в посте и молитве» семья должна иметь с самого начала. Например, каждую седмицу накануне воскресного дня муж и жена уклоняются от супружеской близости не по усталости или занятости, а ради большего и высшего в общении с Богом и друг с другом. И Великий пост нужно с самого начала супружества, кроме каких-то совершенно особенных ситуаций, стремиться проходить в воздержании, как самый ответственный период церковной жизни. Даже в законном браке плотские отношения в это время оставляют недобрый, греховный осадок и не приносят той радости, какая должна быть от супружеской близости, и во всем остальном умаляют само прохождение поприща поста. В любом случае такого рода ограничения должны быть с первых дней супружеской жизни, а дальше их необходимо расширять по мере взросления и возрастания семьи.
Регламентирует ли Церковь способы сексуального контакта между венчанными мужем и женой, и если да, то на каком основании и где конкретно об этом говорится?
Наверное, отвечая на этот вопрос, разумнее сначала сказать о некоторых принципах и общих посылках, а потом уже опереться на некоторые канонические тексты. Конечно же, освящая брак Таинством венчания, Церковь освящает всецелый союз мужчины и женщины — и духовный, и телесный. И никакой ханжеской интенции, пренебрежительной по отношению к телесной составляющей супружеского союза, в трезвом церковном мировоззрении нет. Такого рода пренебрежение, умаление именно физической стороны брака, низведение ее на уровень того, что лишь попускается, но чем, по большому счету, нужно гнушаться, свойственно сознанию сектантскому, раскольническому или внецерковному, а если и церковному, то только болезненному. Это нужно очень четко определить и понять.
Уже в IV-VI веках в постановлениях церковных соборов сказано, что один из супругов, уклоняющийся от телесной близости с другим по причине гнушения браком, подлежит отлучению от Причастия, если же это не мирянин, а клирик, то низвержению из сана. То есть гнушение всей полнотой брака даже в канонах церковных однозначно определяется как недолжное. Кроме того, в этих же канонах говорится, что если кто-то отказывается признавать действительность Таинств, совершаемых женатым священнослужителем, то таковой тоже подлежит тем же наказаниям и соответственно отлучению от принятия Святых Христовых Таин, если он мирянин, или лишению сана, если он клирик. Вот как высоко церковное сознание, запечатленное в канонах, вошедших в канонический свод, по которому верующие должны жить, ставит телесную сторону христианского брака.
С другой стороны, церковное освящение супружеского союза — это не санкция на непотребство. Как благословение трапезы и молитва перед едой — это не санкция на чревоугодие, на объядение и тем более на опивство вином, также и благословение брака — это никоим образом не санкция на вседозволенность и пиршество тела — мол, делай все, что хочешь, в каких угодно количествах и в какие угодно сроки. Безусловно, трезвому церковному сознанию, опирающемуся на Священное Писание и Священное Предание, всегда свойственно понимание того, что в жизни семьи — как и вообще в человеческой жизни — существует иерархия: духовное должно главенствовать над телесным, душа быть выше тела. И когда в семье телесное начинает занимать первое место, а духовному или даже душевному отводятся только те небольшие очаги или участочки, которые остаются от плотского, то это приводит к дисгармонии, к духовным поражениям и большим жизненным кризисам. По отношению к этому посылу не нужно приводить специальных текстов, потому что, открывая Послание апостола Павла или творения святителя Иоанна Златоуста, святителя Льва Великого, святого блаженного Августина — любого из отцов Церкви, мы найдем сколько угодно подтверждений этой мысли. Понятно, что канонически она сама по себе не фиксировалась.
Конечно, совокупность всех телесных ограничений для современного человека может показаться достаточно тяжкой, но в церковных канонах нам указывается та мера воздержания, к которой христианин должен прийти. И если в нашей жизни есть несоответствие этой норме — как и другим каноническим требованиям Церкви, мы, по крайней мере, не должны считать себя покойными и благополучными. И не быть уверены, что если мы воздерживаемся в Великий пост, то все у нас хорошо и на все другое можно не взирать. И что если супружеское воздержание имеет место во время говения и накануне воскресного дня, то можно забывать о канунах постных дней, к которым тоже хорошо бы в результате прийти. Но путь этот индивидуальный, который, конечно же, должен определяться по согласию супругов и по разумному совету с духовником. Однако то, что путь этот ведет к воздержанности и умеренности, в церковном сознании определяется как безусловная норма по отношению к устроению супружеской жизни.
Что касается интимной стороны брачных отношений, то здесь, хотя и не все имеет смысл обсуждать публично на страницах книги, важно не забывать, что для христианина приемлемы те формы супружеской близости, которые не противоречат главной ее цели, а именно — деторождению. То есть такого рода соединение мужчины и женщины, которое не имеет ничего общего с теми грехами, за которые были наказаны Содом и Гоморра: когда телесная близость совершается в той извращенной форме, при которой никак и никогда деторождение произойти не может. Об этом также было сказано в достаточно большом количестве текстов, которые мы называем «правильниками» или «канонниками», то есть недопустимость такого рода извращенных форм супружеского общения была зафиксирована в Правилах святых отцов и отчасти в церковных канонах в уже более позднюю эпоху средневековья, после Вселенских Соборов.
Но повторю, так как это очень важно, сами по себе плотские отношения мужа и жены греховными не являются и как таковые церковным сознанием не рассматриваются. Ибо Таинство венчания не есть санкция на грех или на некоторую безнаказанность по отношению к нему. В Таинстве не может быть освящено то, что греховно, напротив, то, что само по себе добро и естественно, возводится в степень совершенную и как бы вышеестественную.
Постулировав это положение, можно привести такую аналогию: человек, много поработавший, должно сделавший свой труд — не важно, физический или интеллектуальный: жнец, кузнец или же душ ловец, — придя домой, безусловно, имеет право на то, чтобы ожидать от любящей жены вкусного обеда, и если день не скоромный, то это могут быть и наваристый мясной суп, и отбивная с гарниром. Не будет греха и в том, чтобы после трудов праведных, ежели сильно проголодался, и добавки попросить, и бокал хорошего вина выпить. Это и есть теплая семейная трапеза, взирая на которую, Господь будет радоваться и которую Церковь благословит. Но как это разительно отличается от тех сложившихся в семье отношений, когда муж и жена предпочитают вместо этого пойти куда-то на светский раут, где один деликатес сменяет другой, где рыба сделана так, чтобы иметь вкус птицы, а птица — вкус авокадо, и чтобы она даже не напомнила о своих природных свойствах, где гости, уже пресытившись разнообразными яствами, начинают перекатывать зернышки икры по небу, чтобы получить добавочное гурманское удовольствие, а из предложенных горами блюд выбирается когда устрица, когда ножка лягушки, чтобы еще как-то пощекотать свои притупившиеся вкусовые рецепторы иными чувственными ощущениями, а потом — как это уже с античных времен практикуется (что очень характерно описано в пире Тримальхиона в «Сатириконе» Петрония) -привычно вызвав рвотный рефлекс, освободить желудок для того, чтобы не испортить себе фигуру и суметь побаловаться еще и десертом. Такого рода услаждение себя пищей — чревоугодие и грех во многих отношениях, в том числе и по отношению к собственному естеству.
Эту аналогию можно перенести и на супружеские отношения. То, что является естественным продолжением жизни, то добро, и в этом нет ничего скверного и нечистого. А то, что ведет к поиску все новых и новых услаждений, еще одной, другой, третьей, десятой точки, чтобы из своего тела выжать некоторые дополнительные чувственные реакции, -это, конечо, есть недолжное и греховное и то, что не может входить в жизнь православной семьи.
Что допустимо в сексуальной жизни, а что нет, и как устанавливается этот критерий допустимости? Почему оральный секс считается порочным и противоестественным, ведь у высокоразвитых млекопитающих, ведущих сложную социальную жизнь, такого рода сексуальные отношения в природе вещей?
Сама по себе постановка вопроса подразумевает засоренность современного сознания подобной информацией, которую лучше бы и не знать. В прежние, в этом смысле более благополучные, времена детей в период случки животных на скотный двор не пускали, чтобы у них аномальных интересов не развилось. И если представить себе ситуацию, даже не говорю столетней, а пятидесятилетней давности, могли бы мы найти хотя бы одного на тысячу людей, кто был бы в курсе того, что обезьяны занимаются оральным сексом? Тем более, сумел бы об этом спросить в какой-то приемлемой словесной форме? Я думаю, что черпать из жизни млекопитающих знание именно об этой составляющей их существования, по крайней мере, однобоко. В таком случае, естественной нормой для нашего бытия надо было бы считать и полигамию, свойственную высшим млекопитающим, и смену регулярных половых партнеров, а если доводить логический ряд до финала, то и изгнание самца-оплодотворителя, когда его может заместить более молодой и физически крепкий. Так что те, кто хочет позаимствовать формы организации человеческой жизни у высших млекопитающих, должны быть готовы заимствовать их до конца, а не выборочно. Ведь сведение нас до уровня обезьяньего стада, даже самого высокоразвитого, подразумевает то, что более сильный вытеснит более слабого, в том числе и в половом отношении. В отличие от тех, кто готов рассматривать конечную меру человеческого бытия как единую с той, которая естественна для высших млекопитающих, христиане, не отрицая соприродности человека с иным тварным миром, не сводят его на уровень высокоорганизованного животного, а мыслят как существо высшее.
в правилах, рекомендациях Церкви и церковных учителей есть ДВА конкретных и КАТЕГОРИЧЕСКИХ запрета – на 1) анальный и 2) оральный секс. О причинах, вероятно, можно найти в литературе сведения. Но лично я не искал. Зачем? Если нельзя, то, значит, нельзя. Что касается разнообразия поз… Конкретных запретов вроде бы нет (за исключением одного не очень ясно изложенного места в Номоканоне относительно позы “женщина сверху”, которое именно в силу неясности изложения может не быть отнесено к категоричным). Но вообще-то православным даже просто принимать пищу рекомендуется со страхом Божиим, благодаряще Бога. Надо думать, что любые излишества – и в еде, и в супружеских отношениях – не могут приветствоваться. Ну, а возможный спор на тему “что называть излишествами” – это уж вопрос, на который правил не написано, но есть на сей случай совесть. Поразмыслите сами без лукавства, сравните: почему считаются грехом объядение – чревобесие (неумеренное употребление чрезмерного, не нужного для насыщения тела пищи) и гортанобесие (страсть к изысканно-вкусным блюдам и яствам)? (это ответ отсюдаhttp://www.spasi.ru/answer/1189.htm)
О тех или иных функциях детородных органов не принято открыто говорить, в отличие от других физиологических функций человеческого организма, например еды, сна и так далее. Эта сфера жизнедеятельности особенно уязвима, множество психических расстройств связано именно с ней. Объясняется ли это первородным грехом после грехопадения? Если да, то почему, ведь первородный грех не являлся блудным, а был грехом непослушания Творцу?
Да, конечно же, первородный грех преимущественно состоял в непослушании и нарушении заповеди Божией, а также в непокаянии, нераскаянности. И эта совокупность непослушания и нераскаянности и привела к отпадению первых людей от Бога, невозможности их дальнейшего пребывания в раю и всех тех последствий грехопадения, которые вошли в человеческую природу и которые в Священном Писании символически именуются одеванием «кожаных риз» (Быт. 3, 21). Святыми отцами это толкуется как обретение человеческой природой дебелости, то есть телесной плотяности, утрате многих первоначальных свойств, которые были даны человеку. Болезненность, уставание и многое иное вошло не только в наш душевный, но и в наш телесный состав в связи с грехопадением. В этом смысле открытыми болезням стали и физические органы человека, в том числе и органы, связанные с детородием. Но принцип стыдливости, сокрытия целомудренного, именно целомудренного, а не ханжеско-пуританского умолчания о половой сфере, прежде всего исходит из глубокого благоговения Церкви перед человеком как перед образом и подобием Божиим. Так же, как и невыставление напоказ того, что наиболее уязвимо и что наиболее глубоко связывает двух людей, что делает их единой плотью в Таинстве брака, и дает начало иного, неизмеримо возвышенного соединения и потому является объектом постоянной вражды, козней, искажения со стороны лукавого. Враг рода человеческого в особенности и воюет против того, что, само по себе будучи чистым и прекрасным, так значимо и так важно для внутреннего правильного бытия человека. Понимая всю ответственность и тяжесть этой борьбы, которую ведет человек, Церковь помогает ему через хранение стыдливости, умолчание о том, о чем не должно говорить публично и что так легко исказить и так трудно вернуть, ибо обретенное бесстыдство обратить в целомудрие бесконечно трудно. Утраченное целомудрие и иное знание о себе при всем желании не обратишь в незнание. Поэтому Церковь через сокрытость такого рода знаний и неприкосновенность их душе человека стремится сделать его непричастным к множеству измышленных лукавым извращений и искажений того, что так величественно и благоустроено Спасителем нашим в естестве. Прислушаемся к этой мудрости двухтысячелетнего бытия Церкви. И что бы ни говорили нам культурологи, сексологи, гинекологи, всех видов патологи и прочие фрейдисты, имя же им суть легион, будем помнить, что они говорят ложь о человеке, не видя в нем образа и подобия Божия.
В этом случае чем отличается целомудренное умолчание от ханжеского? Целомудренное умолчание предполагает внутреннее бесстрастие, внутреннюю мирность и преодоленность, то, о чем говорил преподобный Иоанн Дамаскин применительно к Божией Матери, что у Нее было сугубое девство, то есть девство и телом, и душой. Ханжеско-пуританское умолчание предполагает сокрытие того, что самим человеком не преодолено, что в нем кипит и с чем он даже если и борется, то не аскетической победой над собой с помощью Божией, а враждебностью к окружающим, столь легко распространяемой и на других людей, и на какие-то их проявления. В то время, как победа собственным сердцем над тяготением к тому, с чем он борется, еще не достигнута.
Но как объяснить, что в Священном Писании, как и в других церковных текстах, когда воспевается рождество, девство, то прямо, своими именами называются детородные органы: чресла, ложесна, врата девства, и это никак не противоречит стыдливости и целомудрию? А в обычной жизни скажи кто-нибудь подобное вслух, что на старославянском, что на русском языке, это было бы воспринято как неприличие, как нарушение общепринятой нормы.
Это как раз говорит о том, что в Священном Писании, в котором во множестве есть эти слова, они не сопряжены с грехом. Они не ассоциируются ни с чем пошлым, плотским, возбуждающим, недостойным христианина именно потому, что в церковных текстах все целомудренно, и иначе быть не может. Для чистого все чисто, говорит нам Слово Божие, а для нечистого и чистое будет нечистым.
Найти ныне такой контекст, в который можно было бы поместить подобного рода лексику и метафорику и не повредить душе читающего, очень непросто. Известно, что самое большое количество метафор телесности и человеческой влюбленности в библейской книге Песнь Песней. Но сегодня мирской разум перестал понимать — и даже не в XXI веке это случилось — повествование о любви Невесты к Жениху, то есть Церкви ко Христу. В различных художественных произведениях аж с века XVIII мы находим плотское устремление девушки к юноше, но по сути это низведение Священного Писания на уровень, в лучшем случае, просто красивой любовной сказки. Хотя не в самые древние времена, а в XVII веке в городе Тутаеве под Ярославлем целый придел храма Воскресения Христова был расписан сюжетами Песни Песней. (Фрески эти до сих пор сохранились.) И это не единственный пример. Иными словами, еще в XVII веке чистое было чистым для чистых, и это лишнее свидетельство того, как ныне глубоко пал человек.
